Добра идея за бизнес

Когда мы формулируем свое уникальное торговое предложение, мы не говорим, что мы полезные и экологичные, а отвечаем на совсем другой вопрос: зачем мы это делаем? И, как мне кажется, когда бизнес вместо надоевшей фразы «мы производим натуральный продукт» говорит: «Этот продукт помогает нам развивать деревню и менять облик нашей страны», — целевая аудитория отзывается гораздо активнее. Наша аудитория — это зрелые люди, у которых есть пожилые родители. Все прекрасно знают, что в деревне сейчас плохо. И человек покупает банку меда не только потому, что он вкусный, но и затем, чтобы изменить жизнь в стране».

Гузель Санжапова, основатель Cocco Bello Honey​

В конце 2013 года Гузель Санжапова запустила производство крем-меда Cocco Bello Honey в деревне Малый Турыш Свердловской области. Таким образом ей удалось обеспечить работой пожилое население отдаленной деревни.

«Правила игры для социального бизнеса точно такие же, как и для любого другого. Разница лишь в том, что создатели социальных проектов порой вынуждены мириться с тем, что доходность у них будет несколько ниже, чем в чисто коммерческом проекте. Зато на уровне идеи можно проявлять креатив — идеи могут быть такими, какие в обычном бизнесе просто не возникнут.

Например, есть такой британский ресурс Сudo Donate, который предлагает обычным людям задействовать их технику для майнинга криптовалюты. У каждого из нас есть дома компьютер, мощности которого большую часть суток простаивают. Доходы от продажи криптовалюты, которую добыли с помощью компьютеров обычных граждан, проект переводит благотворительным организациям — за вычетом 20%, которые оставляет себе. Деньги получаются из воздуха! Никто — ни бизнес, ни «клиент», которым являетесь вы, — почти ничего не тратит. Единственное, за что вы платите, — электроэнергия, которую потребляет ваш компьютер. При этом бизнес зарабатывает, благотворительные организации получают пожертвования, а вы делаете добро, по большому счету ничем не жертвуя.

Или есть очень интересный российский проект Meet For Charity. Это онлайн-аукцион встреч с известными людьми. Этот проект тоже берет комиссию, а основную часть денег переводит на счета благотворительных фондов. У них разыгрывается от пяти до десяти аукционов в неделю. Чем прекрасен этот проект? Дополнительная ценность создается практически на ровном месте!

Я являюсь членом совета «Рыбаков Фонда». В свое время фонд инициировал Philtech — образовательную программу для социальных технологических стартапов. Среди ее выпускников, например, проект «Сурдо-онлайн» — мобильное приложение для слабослышащих. Это облачный сервис для сурдоперевода в онлайн-режиме, работающий на обычном планшете. Его устанавливают аэропорты, аптеки, магазины, клиники, чтобы облегчить глухим и слабослышащим людям доступ к своим услугам. У проекта интересная бизнес-модель. Сервис абсолютно бесплатный для конечных бенефициаров — людей с нарушениями слуха. Как же команда монетизирует проект? За сервис платит бизнес, привлекающий с его помощью целый сегмент новых клиентов. В результате все в выигрыше: и бенефициары, и бизнес, и сам стартап.

Можно долго спорить о том, что такое социальный бизнес. Я считаю, что таким можно считать любой бизнес. На мой взгляд, и Google, и Facebook решают социальные проблемы. Правда, они параллельно порождают новые, но это другой вопрос. Идеально, когда бизнес создает ценности там, где их не было бы, если бы не нашлось благотворительной идеи. Уверен, что в ближайшее время грань между социальным и классическим бизнесом сотрется. Многие благотворительные организации будут эволюционировать в сторону гибридной модели».

Дмитрий Дикман, основатель и генеральный директор консалтинговой компании Group 36, эксперт Премии РБК​

Одежда и надежда​

«Наш фонд «Второе дыхание» занимается переработкой ненужной одежды, и нам требуется определенная инфраструктура: склады, сортировщики, грузчики, различная техника — штабелеры, конвейеры, прессы. В таких делах краудфандинг работает тяжело: покупка пресса за 200 тыс. руб. — это ведь не операция для трехлетнего ребенка. Даже попавшие в сложную ситуацию взрослые вызывают у людей больше сочувствия, чем какие-то абстрактные штуки вроде метана, который выделяет на мусорном полигоне твой синтетический свитер.

Есть, конечно, возможность получить гранты, но она очень ограничена: например, от Фонда президентских грантов можно получить не более 10 млн руб. в год, а гранты мэра Москвы — это не более 2,5 млн руб. Если ты хочешь расти и развиваться, этих денег точно не хватит.

В этих условиях собственная предпринимательская деятельность для социального проекта — это путь к независимости. Ты можешь браться за любую социальную и экологическую проблему, даже если она непопулярна, — ведь у тебя есть средства для ее реализации. Если мы хотим создать инфраструктуру для переработки сотен тонн старых вещей в новые материалы, а не отправлять их на мусорные полигоны, нам нужны средства, которые мы можем заработать сами.

Поэтому фонд «Второе дыхание» часть собранной одежды продает и тем самым окупает переработку старых и заношенных вещей в плохом состоянии. Сейчас примерно половина того, что нам сдают, — это ветошь, которая идет на переработку. Это часть убыточна для нас, потому что переработчики платят нам существенно меньше, чем мы тратим, чтобы собрать, отсортировать, отгрузить. Плюс в этом году мы решили выходить на регионы: у нас большой совместный проект с IKEA в 11 городах, растет объем сбора — соответственно, нам нужно еще больше денег, чтобы все это организовать. 10–30% вещей нам приходится продавать.

Это нужно, чтобы не возникало ситуаций, как у многих фондов, когда ты потерял бесплатное помещение в центре Москвы, в котором, например, инвалиды делали поделки. Фонды начинают писать в соцсетях: «Ой-ой-ой, что же делать? У нас теперь нет дома, надо закрыть пять месяцев просроченной аренды», — и многие люди присылают им деньги. Но системно проблема не решается, и на следующий год повторяется та же история: никто не думает про развитие, про то, что зарплаты должны быть конкурентные, чтобы приходили нормальные специалисты, а не те, кого отверг коммерческий рынок. Моя задача как руководителя организации — создать интересные вакансии, чтобы с нами работали профессионалы.

Изначально я старалась, чтобы все процессы нашего некоммерческого проекта функционировали как бизнес-процессы в обычных организациях. Например, у нас четко выстроена логистика: действует автоматизация путевых листов, есть маячки на машинах и понимание, сколько водители потратили на поездки, есть датчики на контейнерах для сбора одежды, которые нам сообщают, что ящики переполнены. Если мы благотворительный фонд, это не значит, что у нас сидит добрая женщина-волонтер на линии и бесплатно курирует бесплатного же водителя. Только деньги гарантируют скорость и качество работы.

Нам часто говорят: «Вы получаете вещи на халяву, а потом их еще и продаете!» Но чтобы получить эти вещи, нужно как минимум выплачивать зарплату координатору, который будет договариваться с компаниями уровня Uber, Google, IKEA о том, чтобы стать их партнерами. Для этого нужно пройти немыслимое количество проверок, встреч и презентаций. Никто не задумывается о том, сколько мы тратим на инфраструктуру. Например, ящики для сбора вещей (в Москве их сейчас более 50) идут к нам из Германии, потому что, как оказалось, в России невозможно заказать контейнер, который нормально сконструирован — не будет течь, ржаветь — и при этом стоит адекватных денег.

На самом деле у нас все то же самое, что и в обычном бизнесе, просто задача не в том, чтобы заработать дивиденды для владельцев: вся прибыль реинвестируется в развитие инфраструктуры или идет на развитие соцпроектов, которые сами по себе не могут окупаться. В прошлом году более 25% своего бюджета фонд заработал предпринимательской деятельностью».

Дарья Алексеева, лидер проекта Charity Shop и создатель благотворительного фонда «Второе дыхание»

В 2014 году Дарья Алексеева создала магазин ​Charity Shop, который продает брендовые вещи в благотворительных целях. Годом позже предпринимательница основала фонд «Второе дыхание», который занимается сбором ненужной одежды в Москве​.

«В недавнем исследовании «Зарубежный опыт развития социального предпринимательства и возможность его применения в России» Института экономической политики Егора Гайдара приводится классификационная шкала разных форматов социального предпринимательства, разработанная международной организацией «Глобальный мониторинг предпринимательства». На шкале два полюса — социальный и коммерческий. На первом находятся проекты, для которых социальная цель важнее, чем коммерческий результат, — НКО и благотворительные организации. Они существуют на пожертвования граждан, гранты, иные формы помощи. На другом полюсе — коммерческие предприятия. Для них главный смысл — получение прибыли, но при этом у них могут быть и социальные цели, которые они декларируют и реализуют за счет части прибыли.

Между полюсами есть еще два формата. Первый — некоммерческое социальное предприятие: оно зависит от государственной и иной финансовой помощи, но объединяет свою социальную миссию с внедрением инновационных подходов. Экономическая устойчивость таких предприятий может частично обеспечиваться рыночной реализацией товаров или услуг, связанных с социальными задачами. Второй формат — так называемое гибридное социальное предприятие — решает важную для общества проблему инновационным способом и при этом само зарабатывает средства, которые инвестирует в свое развитие. Такие предприятия реализуют свою социальную миссию прежде всего за счет рыночных механизмов.

Ответ на вопрос, может ли социальное предприятие быть успешным, лежит на этой линейке. НКО с элементами социального предприятия и гибридное социальное предприятие в развитых экономиках обычно успешны. Почему в России они сталкиваются с проблемами, которые мешают им стать успешными? Дело в общей предпринимательской атмосфере. Если бизнес-климат не позитивен, а возможности потребителей скромны, страновые риски и экономические проблемы ложатся на социального предпринимателя тяжелым грузом».

Светлана Миронюк, профессор практики Школы управления «Сколково», исполнительный директор «PwC Россия», куратор номинации «Менеджер в социальной сфере» Премии РБК

Старый, но не дряхлый

«Проекты для инвалидов могут быть только благотворительными. Но у нас другая история — пожилые люди, и мы не скрываем, что зарабатываем на них деньги. Где-нибудь в Швеции за дом престарелых платит государство. Но если бы у нас кто-то открыл социальный бизнес, который бы не вылезал из убытков, я бы очень сильно напрягся: какие интересы преследует человек, который помогает всем подряд «за так»?

Пожилых людей мы делим на три группы. Есть вполне самостоятельные: сами могут себе кашу готовить утром. Им скорее нужно наблюдение, профилактика болезней. Вторая группа — те, кто поступил на бытовую реабилитацию: инсульт или инфаркт случился, или ногу сломал человек, и тогда его на время помещают к нам в пансионат. Таким нужно человеческое общение, забота: например, человек после инсульта перестал ходить, и его надо заново учить, как ребенка. Третья группа — те, кто нуждается в паллиативной помощи, — люди с деменцией, с Альцгеймером, после третьего инсульта, онкологические больные. Таким лучше уже не станет, но заботиться о них нужно еще долгие годы.

У всех этих людей есть родственники, дети, и они заинтересованы в том, чтобы уход был хороший. Они не готовы отдать свою маму в какой-то приют при церкви, где нет ни стандартов, ни гарантий качества услуг. Когда люди платят, они вправе все это требовать. И я считаю: хорошо, что мы берем деньги и за это гарантируем людям, что за их родственниками присмотрят. И чем больше люди платят, тем выше их ожидания — это своеобразная благодарность своим родителям за хорошее детство.

Идея открыть сеть пансионатов для престарелых возникла в 2008 году, когда я волонтерил — вместе с врачом ходил к одиноким бабушкам: помогал умываться, делать кардиограмму и все такое прочее. Однажды нам попалась лежачая пациентка 86 лет. У нее была мечта — попасть в больницу. Она говорила о больнице, как о рае: там за ней будут смотреть, разговаривать с ней. В какой-то момент она забылась — встала и стала ходить по квартире. Оказалось, что никакая она не лежачая. Врач мне потом рассказал, что пожилые люди от скуки часто придумывают себе больше болезней, чем есть на самом деле.

Мы с ним пришли к выводу, что самое главное для пожилых — это возможность активной жизни: они должны быть востребованны, им нужно общение. И я решил сделать такие пансионаты, которые будут заниматься досугом стариков — неважно, чем и насколько серьезно они больны. Мы стараемся в старости раскрыть все их таланты. Но для этого надо снять у них болевые эффекты, кормить их правильно, чтобы не было проблем с пищеварением, даже ногти стричь им время от времени — для большинства это проблема. И вот приходит к бабушке в палату баянист, и она думает: а почему бы не пойти потанцевать?

Государственная помощь, впрочем, у нас в России тоже присутствует. С 2014 года действует закон 442-ФЗ: если человек признан нуждающимся в уходе, часть затрат на его содержание субсидируется из бюджета. 60% людей у нас живут по госпрограмме».

Алексей Маврин, основатель и генеральный директор сетипансионатов для пожилых людей «Опека»

Алексей Маврин в 2008 году основал сеть частных пансионатов «Опека», специализирующихся на содержании и лечении пожилых людей. В сети уже девять пансионатов: семь в Санкт-Петербурге и Ленинградской области и два в Москве.

«Большинство социальных предпринимателей — это те, кто решил бороться с какой-то проблемой после того, как сам с ней столкнулся или с ней столкнулись его близкие. Сейчас проектов стало значительно больше, и само направление общественно значимого предпринимательства привлекает все больше сторонников. Цель таких проектов иная, чем в бизнесе. Но с точки зрения инструментов продвижения и реализации продуктов и услуг я не отделяю эти проекты от бизнес-проектов.

При выборе направления социальный предприниматель, как и в обычном бизнесе, должен проанализировать рынок и риски, определить конкурентов и аудиторию своего проекта. Будут ли его товар или услуга востребованными там, где он собирается развивать проект? В чем сильные и слабые стороны проекта, какие у него возможности, с какими угрозами он может столкнуться? Социальное предпринимательство должно иметь устойчивую бизнес-модель. Проект обязан выйти на самоокупаемость.

Часто бывает так, что есть и замечательная идея, и аудитория под нее, но человек не обладает возможностями для реализации своего бизнес-плана. И в благотворительности, и в социальном предпринимательстве остро необходим сильный управленец. Зачастую социальные бизнесмены — это люди, которые горят идеей, но не обладают базовыми знаниями, которые помогут им вывести проект на рынок. Желательно, чтобы в команде проекта был человек с бизнес-образованием, который обладал бы пониманием, как выстроить рабочий процесс, наладить производство, логистику, поставки. От этого зависит судьба всего проекта».

Ольга Попова-Качелкина, директор направления «Социальные коммуникации и КСО» КРОС, эксперт Премии РБК